Вернёмся, однако, к первому из перечисленных процессов. По своей сути, нарастание симпатий к Берлину среди остзейских немцев (вопреки расхожему мнению, немецкая община состояла отнюдь не из одних только баронов - немцы встречались и среди купцов, ремесленников, разночинцев и даже крестьян нынешних Латвии и Эстонии) - было процессом революционным. Поскольку во Франкфуртском революционном парламенте раздавались голоса в поддержку присоединения "немецких Остзейских провинций" к Германии, в России же франкфуртские революционеры видели только угрозу: см. Divergierende Nationskonzepte in der Frankfurter Nationalversammlung 1848/49/Jansen, Christian; Borggräfe, Henning: Nation – Nationalität – Nationalismus. Historische Einführungen.Band 1. 2007. В России голоса франкфуртских и берлинских революционеров услышали. Армия готовилась к походу на Венгрию, поэтому в Прибалтике позиции русского правительства считались ослабленными: Николай Первый тогда решил расколоть немецкое национальное движение в Лифляндии, дав магнатам гарантии неприкосновенности их прав и постаравшись посеять недоверие крупных землевладельцев к немцам-разночинцам. Но одной из гарантий неприкосновенности был как раз принцип cujus regio - ejus religio: следовательно, Русское императорское правительство должно было, по логике петербургского космополитического чиновничества, запретить латышам и эстонцам переходить в Православие и сохранить отжившие остатки средневекового патроната помещиков над крестьянами (давно уже лично свободными, ещё с эпохи Александра Благословенного). Остзейские магнаты и поддержавшие их петербургские чиновники - космополиты поставили Николая Первого перед ложным выбором: или отдать Прибалтику нарождавшейся общегерманской империи (или даже республике - весной 1848 года, когда был арестован Самарин, государственное устройство Германии было ещё в области неизвестного), или же оставить всё как есть, заморозив нормальное национальное развитие Прибалтийских провинций, т.е. их неизбежное, причём вполне добровольное "обрусение". Первый из предложенных вариантов не устраивал никого, следовательно, проведение немецкой политики русскими руками в Прибалтике оставалось единственно приемлемым "меньшим злом". Юрий Самарин считал, что существует третий вариант действий русского правительства: нужно опереться на большинство народа в остзейских провинциях, а это большинство составляли отнюдь не немцы - а русские, старые поселенцы (поморцы и потомки средневекового полоцкого и новгородского крестьянства и горожан) и "новые" поселенцы, жившие в Прибалтике уже 4 поколения; а вместе с ними, конечно, и латыши с эстонцами, сбросившие патронат лютеранских консисторий и немецкой частной полиции, и перешедшие в русское Православие на правах русских же государственных крестьян - хуторян.
Такая-то позиция и была сочтена "опасной"! По доносу немецких магнатов и лютеранских пасторов Юрий Самарин был арестован. Император Николай Первый провёл с ним длительную беседу, убедился, что взгляды Самарина противоположны революционным (немецко-революционным), и отпустил его с миром.
Продолжение следует...
